Рейтинг пользователей: / 3
ХудшийЛучший 

УДК 821. 161.1.0

Новикова А.А.  

А.П. ЧЕХОВ И «ЧЕХОВСКАЯ АРТЕЛЬ» В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ ПОСЛЕДНЕЙ ТРЕТИ Х1Х ВЕКА (К ПРОБЛЕМЕ ТВОРЧЕСКИХ ВЗАИМОСВЯЗЕЙ)

Дальневосточный федеральный университет (филиал в г. Уссурийске)

 

А.П. Чехов и русская литература последней трети Х1Х века. Сегодня эта фраза часто звучит в научной сфере, она несет в себе много информации, связанной с именем великого русского писателя. Известно, что Чехов наделен был особым даром, сделавшим его неповторимым как в кругу предшественников (А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, И.С. Тургенев), так и среди современников (Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, Н.С. Лесков), и особенно среди его последователей-учеников, беллетристов 80-90-х годов Х1Х века.

Значение творчества Чехова неоспоримо, за него говорит весь мир. Время, в которое он жил, особенное. Всю прогрессивную общественность и русских писателей волновали вопросы, начиная от герценовского «Кто виноват?», «Что делать?» Н.Г. Чернышевского, «Какие нужны средства и возможности для перемены к лучшему?» Н.К. Михайловского до русских классиков. Ответ искали Ф.М. Достоевский  («Все за всех виноваты»), Л. Толстой («Нет в мире виноватых»), А.П. Чехов («Виноваты все мы»). И на первое место, несомненно, мы выдвигаем имя Чехова, в глубинах творчества которого и в особенностях его времени должны быть найдены ответы на поставленные вопросы.

Не до конца изученными остаются духовно-нравственные связи писателей-восьмидесятников «второго» и «третьего» ряда с предшествующей русской литературой и, в частности с творчеством А.П. Чехова, о религиозных исканиях которого в последнее время появилось немало исследований, что также является важным аспектом литературоведения. Практически не разработан  сложный процесс творческих взаимосвязей писателей «малых» жанров с современными им философскими идеями и религиозными концепциями на рубеже веков, мы обозначили бы их как «внутренние сближения и расхождения».

Нарастающий интерес исследователей к классическому наследию прошлого говорит об актуальности данной проблемы в отечественном и зарубежном литературоведении. Сегодня, когда идёт переосмысление прошлого и переоценка творческих индивидуальностей  писателей, чьи имена составляют огромную литературную среду, в которой пришлось жить и творить Чехову, приходится констатировать, что за последние годы очень много сделано в направлении осмысления творчества крупнейших писателей и ведущих эстетических направлений Х1Х–начала ХХ века. Об этом книга «Современное прочтение русской классической литературы Х1Х века», в которой намечены пути исследования ее религиозно-философского потенциала, до сих пор мало изученного в литературоведении [1].

Речь в ней идет о произведениях великих русских классиков – А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Ф.И. Тютчева, А.А. Фета, И.А. Гончарова, А.Н. Островского, Ф.М. Достоевского, Н.С. Лескова, Л.Н. Толстого и А.П. Чехова, имеющих непреходящее воздействие на мировой литературный процесс. Основное внимание ученых направлено на раскрытие современного звучания выдающихся шедевров русской классической литературы Х1Х века, «вскормленной духом православия и заключающей в себе высокие идеалы любви к Родине, гражданственности, чести, самоотверженности, целомудрия. Фальсификации классики противопоставлены исходные философско-религиозные принципы: православная этика, православная мудрость преподобного Серафима Саровского, митрополита Филарета Московского, оказывавших влияние на русскую литературу на протяжении всего Х1Х века»[2]. Прав Ю.И. Сохряков, когда говорит, что «наша классика не просто современна, она представляет эстетический эталон, к которому обращаются исследователи в самых различных точках мира, анализируя те или иные художественные явления в своей стране. Русская классика не устарела, так как она «проникнута духом Православия, того самого, которое после разрушения Советского Союза стало, по словам З. Бжезинского, «врагом номер один». Русская классика, как и вся отечественная культура, воплощающая православные идеалы, не случайно оказалась объектом глумления в беспощадной войне, которую ведут ныне сатанинские силы против России» [3].

Чехов вышел из традиций А.С. Пушкина и Н.В. Гоголя, И.С. Тургенева и М.Е. Салтыкова-Щедрина – об этом говорить сегодня не приходится, это общеизвестно. Главная причина всемирного признания Чехова – в самом Чехове. Рассказы его всегда актуальны, так как он, по словам  М.М. Дунаева, «ненавязчиво предлагает нам подумать о тех духовных ценностях, которые определяют существо человеческой жизни», он говорит с читателем «своими художественными образами, полностью доверяя его разуму и чувствам, укрепляет в нем сознание веры и человеческого достоинства… Внутренняя связь между жизнью его и его созданиями всегда несомненна» [4].

«Через испытание веры прошли все русские писатели», - считал Дунаев,- они «ощущали свое творчество как исполнение долга, завещанного от Бога», и все «поведали о том прямо или неявно». Эти слова относятся и к Чехову, его мировоззрению, тем жизненным ценностям, которые он стремился выразить «системой литературных образов, им созданных, и в этом смысле все произведения Чехова можно назвать «автобиографическими» [5].

Проблемы, которые он поднимает в своём творчестве, не просто литературы исключительно, это «проблемы жизни, творческих поисков (нередко – метаний) и самих писателей, путь которых был отнюдь не прямым и направленным лишь к Горним высотам, но отмеченным многими ошибками, падениями, отступлениями от Истины» [6].

Об основах русского миропонимания писал в свое время известный филолог и богослов нашего времени, человек нелегкой судьбы, преподававший в Свято-Троицкой духовной семинарии Русской Православной Церкви за границей в Джондарвиле (штат США) М.И. Андреев. Больше всего его интересовала психология творчества писателей. Он считал, что творчество любого из них обусловлено его мировоззрением и мироощущением, поэтому «изучение основных черт религиозно-нравственной личности художника является ключом к пониманию как характерологических, так и творческих особенностей его психики» [7].

Отсюда, чтобы правильно представить личность Чехова, человека отдаленной эпохи, обращаясь к анализу его творчества в тех или иных направлениях, необходимо понять, прежде всего, мировоззренческие и эстетические позиции писателя. Он – один из тех гениальных деятелей национальной русской духовной культуры и литературы, кто вместе с художественной правдой ищет и правду нравственную, как основу духовной жизни, превратившуюся в главную творческую  задачу.

Укажем еще на одну особенность русской литературы – ее соборность. Ю.И. Сохряков совершенно справедливо говорит о благодатном духе соборности и ее значении в контексте художественного произведения: «Давно замечено, что родина, народ, природа – родственные, однокоренные слова, обозначающие единый соборный организм. И не случайно в православном мироощущении возникает представление о жизни как о чуде, чуде единения  человека с природой, народом. Чудо это заключает в себе глубокий смысл, когда человек начинает ощущать себя частью природы, Божьего мира, когда он начинает сознавать свою ответственность за судьбу этого мира, именно тогда он становится личностью, т.е. духовным существом. И тогда ему открывается истина, которую П. Сорокин выразил в словах: «Природа – это язык, на котором Господь разговаривает с человеком» [8].

О духовных исканиях литературы последней трети Х1Х века, как ещё одной особенности русского национального характера, писал И.И. Виноградов. Он считает, что «они вполне закономерны и связаны с фундаментальной духовной проблематикой эпохи, начавшейся еще во времена Возрождения и постепенно развернувшейся в эпоху тотального, всемирно-исторического кризиса религиозного сознания» [9].

Следовательно, мы можем говорить сегодня и о тех русских писателях-беллетристах 1880-1890-х годов, поднимающих в своём творчестве те же насущные проблемы современной им действительности, преломляя их через собственное сознание и стараясь быть услышанными в обществе.

В начале ХХ1 столетия намечаются две характерные позиции, отражающие современное состояние общества: кризис настроений в общественной жизни и литературе  и падение нравственных ценностей личности, о которых писал еще в 60-е годы Ф.М. Достоевский в «Преступлении и наказании». Именно Достоевскому, по мнению А.В. Бородиной, принадлежит практика «религиозного опыта как спасения души по православной традиции» [10].

Об углублении нарастающего духовно-мировоззренческого кризиса героев будет идти речь и в последнем романе  Достоевского «Братья Карамазовы», о чём писал Андреев в своей работе, указывая на значение религиозно-нравственных начал в мировоззрении самого писателя [11].

Владыка Вениамин, архиепископ Владивостокский и Приморский 23 мая 2011 года в личной беседе с автором статьи часто цитируя любимого им Достоевского, заметил, что «в романах писателя духовный поиск героев ведёт их к нравственному очищению». Эти слова ещё раз утвердили нас в мысли, что этот период, когда создавался последний роман Достоевского, есть время появления нового молодого поколения писателей-беллетристов последней трети Х1Х века, воспитанных в «духе Достоевского».

Заметим, что православная этика в той или иной мере находит своё место в нашей художественной литературе практически всегда, психологизм был у многих писателей, связь с философско-религиозными идеями как одна из характеристик героя отмечается не только в предшествующей литературе, но и в творчестве Л.Н. Толстого, Н.С. Лескова и других. Следовательно, идея Православия, православно-духовного уровня бытия, соборности, независимо от социального уровня, всегда была в культуре и судьбе русского народа, отражающей русский менталитет.

Поиски смысла жизни, требования к чистоте нравственного чувства, утверждение ответственности человека за свои поступки – вот далеко не полный перечень этических принципов, характерных для русской классики. Кроме того, духовные искания русских литераторов последней трети Х1Х века Ф.М. Достоевского, Л. Толстого, В.М. Гаршина, В.Г. Короленко, А.П. Чехова раскрываются, прежде всего, в их творчестве и в отношении к религиозным основам христианства, заложенными еще, видимо, с самого детства (общеизвестна, например, напряженная полемика литературоведов по поводу религиозности Чехова и об истоках христианских мотивов, проявившихся в его творчестве) [12].

Анализ творческого взаимодействия и духовно-нравственных исканий русских писателей в рамках одного литературного направления – реализма второй половины Х1Х века  значителен уже потому, что философско-этические искания писателей-беллетристов И.Н. Потапенко, И.Л. Леонтьев (Щеглова), К.С. Баранцевича, М.П. Чехова и других представителей «чеховской артели» должны, на наш взгляд, дополнить общую картину этих поисков, обусловленных сложнейшей эпохой рубежа веков. Она обоснована существующей методологией и огромным вниманием общественности к культурному феномену России в тот период, когда вырабатывались «новые идеи и способы освоения мира», оказавшие влияние на весь ХХ век. Литературоведческий аспект её значимости видится нам в устойчивом общекультурном и возрастающем научном интересе и к творчеству Чехова, и к  писателям чеховской поры на «литературном фоне великих», имена которых определяли облик прозы 80-90-х годов позапрошлого столетия, что позволяет говорить о развитии чеховедения как самостоятельной отрасли литературоведения.

Исследование  творческих взаимосвязей А.П. Чехова с его современниками (например: «Чехов и Гаршин», «Чехов и Л. Толстой», «Чехов и Лесков»), направленное на выявление духовно-нравственных аспектов их творчества, позволяет говорить, что в центре внимания литературоведческой науки по-прежнему остаются процессы самосознания личности, проблемы освоения русской литературой нового состояния мира в конце Х1Х – начала ХХ века. Тем не менее, появляется новая информация не только о творчестве Чехова, но и о творчестве «забытых» и второстепенных писателей, для многих из которых Чехов был и учителем, и наставником, и критиком, о чём свидетельствуют его  письма, заключающие в себе суждения о современниках, о литературе и искусстве в целом.

Кроме того, многие этические вопросы: проповедь любви к ближнему, поиски смысла жизни, добра и зла, справедливости и жестокости, социальной несправедливости, связи личности с окружающей ее средой, духовно-нравственные искания - требуют нового осмысления. Эти взаимоотношения ощутимы в тематике и проблематике, системе образов, в замыслах художественных творений, в обязанностях по отношению к другим людям, ответственности к своему творчеству. Они проявляются в связи искусства и морали как оценочные категории, и взаимоотношения эти не просты.

Масштаб и своеобразие чеховского гения чувствовали Л.Толстой, М. Горький, И. Бунин и многие другие. Горький по этому поводу писал: Чехов «обладал искусством всюду находить и оттенять пошлость – искусством, которое доступно лишь человеку высоких требований к жизни, которое создается лишь горячим желанием видеть людей простыми, красивыми, гармоничными. Пошлость всегда находила в нем жестокого и острого судью» [13].

Жизненный путь Чехова, его нелегкая судьба, неповторимая личность, многообразные творческие связи с современниками, с общественными и политическими событиями эпохи, «христианский православный подход в интерпретации жизненных явлений и проблем» – вот те вопросы, которые остаются определяющими для сегодняшних исследователей.

С 80-х годов ХХ века исследователи обозначили проблему влияния Чехова на литературную судьбу его младших современников и на творчество зарубежных писателей ХХ века [14].

Произошедшие в обществе и сознании людей перемены предопределили потребность некоторых учёных обратиться к большим и неизученным пластам русской беллетристики последней трети Х1Х века. А так как на рубеже ХХ-ХХ1 веков вновь возник значительный интерес к духовно-нравственным, художественным ценностям литературы критического реализма предшествующего периода, то освоение этих пластов приобретает глубокий, научный характер. Отсюда возможность расширить наши представления о литературном процессе рубежа веков и творческих индивидуальностях этой поры, обосновать проблему историко-генетических связей, «схождения и расхождения» Чехова и его современников в художественном творчестве являются важными и определяющими.

Неизбежно встает другой вопрос:  какова общность мировоззренческих и эстетических взглядов писателей этого периода, когда Чехов определялся уже как глава «чеховской артели» уже без всяких оговорок. Системно-типологический подход учёных к рассмотрению творчества писателей-беллетристов и литературной «артели» восьмидесятников и накопленный «теоретико-эмпирический опыт» (В.Б. Катаев) убеждают в том, что представленная картина о чеховской «школе» не вполне еще объективна. Есть много спорных моментов по поводу концепции художественной системы Чехова, лежащей в основе творчества каждого из них.

Реалистическая литература 80-90-х годов Х1Х века обладала характерными чертами, составившими одну из примет литературной жизни – область, в которой формировались традиции, создавались высокие по своим художественным достоинствам произведения, вырабатывались подходы к оценкам литературных фактов. Углубленное изучение творческого наследия некоторых последователей Чехова позволило определить самобытность каждого из них, что, в свою очередь, привело нас к мысли о «творческом диалоге» писателей: «Чехов и Леонтьев (Щеглов)», «Чехов и Потапенко», «Чехов и его младший брат М.П. Чехов». Формируется плеяда новых, молодых беллетристов, современников Чехова, творчество которых развивается во второй половине 80-х – начале 900-х годов не без влияния А.П. Чехова. Это течение мы называем «школой» Чехова, или «чеховской артелью», о чем заговорили в литературоведении конца ХХ-начала ХХ1 века. Активизировалась работа по систематизации фактов личных взаимоотношений писателей (отталкивание и притяжение), творческих самоопределений (традиционное и новаторское), по выявлению «степени художественности» каждого из них.

В творческом сознании писателей-беллетристов 80-90-х годов А.П. Чехов занял лидирующее место. Здесь сказалось не только личное знакомство, родственные связи (братья Чеховы), но и общие художественные закономерности этапов становления и развития «чеховской артели»: жанры, проблематика, художественный метод, язык и стиль для отображения духовного поиска времени.

А.П. Чехов был читателем, литературным критиком и редактором произведений его учеников. Материал об отзывах Чехова, как о писателях-классиках, так и о своих соратниках по перу помогает выработке общих взглядов закономерной объективности и оценке на состояние литературы, ее осмыслению и обновлению с позиции православных традиций.

Точки соприкосновения и различия в стиле, языке и художественном видении мира писателей обнаруживают общность мировоззрения и мировосприятия, а рассыпанные по письмам и дневникам ценные наблюдения Чехова над работой своих литературных спутников дают возможность определить историко-литературную перспективу изучения их наследия в контексте эпохи.

Яркие творческие индивидуальности – И.Н. Потапенко, И.Л. Леонтьев (Щеглов), М.П. Чехов – прямые последователи и наследники Чехова. Творческая биография каждого из них, практически не известная массовому читателю, составляет целую страницу в развитии русской литературы. Главное внимание уделяется путям и формам выражения авторского сознания, насколько верно приходится говорить о чеховских традициях в их творчестве, обусловленных общностью, а иногда и расхождением мировосприятия.   Для правильного  и объективного понимания мировоззрения писателей большое значение имеют некоторые архивные материалы: дневники, автобиографические сведения, письма, воспоминания современников, новые факты из их творческих биографий.

В решении и художественном воплощении в произведениях А.П. Чехова и И.Н. Потапенко образа «среднего человека», особенного феномена 1880-1890-х годов, его быта, психологии выявляются не только категории обыденности, повседневности, будничности, «болезненного» состояния отчужденности, но и нравственные страдания героев, их попытки осознать себя личностью. Отсюда «средний человек» понимается как представитель новой массы, как всякий человек, отличный от «маленького человека» 40-60-х годов Х1Х века. И такое же понимание Чехов разделяет с писателями из своего литературного окружения.

Игнатий Николаевич Потапенко (1856-1929) принадлежит к числу наиболее талантливых писателей, получивший известность только в середине  1880-х годов. Конечно, общий облик писателя, благодаря чрезмерной литературной плодовитости, проявился только после выхода в свет его лучших романов «На действительной службе», «Не герой» и «Здравые понятия», повестей и рассказов 80-90-х годов. Тем не менее, общее (чеховское) и различное в произведениях Потапенко и Чехова обнаруживается в решении проблемы духовных поисков героя времени. Заявляя о своей литературной позиции, Потапенко пытается найти тот нравственный ориентир, который помог бы ему обрести свой путь в литературе [15].

Чеховское начало впоследствии определит структуру большинства произведений Потапенко, от чего неизменно будет отходить современная ему критика, принимая только те, которые угодны невзыскательному читателю. Однако в обрисовке поведения персонажа, в умении строить диалог, в сокращении описательного элемента, выдвижение на первый план действия, несомненно, чувствуется влияние драматизированной формы многих чеховских шедевров, их философского и этического смысла («Спать хочется», «Ванька Жуков», «Мужики», «В овраге», «Скрипка Ротшильда», «Отец семейства», «Тяжёлые люди», «Три сестры» и другие). Сходные мотивы мы находим и в  рассказах младшего брата Михаила Павловича Чехова («Гришка», «Грех», «Анюта», «Один», повестях «Сироты», «Синий чулок»). Произведения писателей имеют разную тему и замысел, но мы выделяем один существенный образ, который их объединяет – образ ребёнка. Миру взрослых людей с их душевной темнотой противостоит лирический образ, связанный с представлением о ребёнке, с воспоминанием о детстве. Это очень существенно, так как вслед за Чеховым автор «Проклятой славы» поднимает проблемы воспитания, образования детей, проблему наказания и детского труда.

У Чехова, например, взрослый человек физически сильнее ребёнка, но имеет ли он право применять свою силу, унижать и калечить детскую душу? Через образ ребёнка чаще всего раскрывается характер, психическое состояние и образ жизни взрослых. Ребёнок является жертвой тех отношений и условий, которые создают им либо родители, либо взрослые люди («Враги», «Чайка», «Три года»).

Тема детства и воспитания в семье будет волновать Потапенко постоянно, к ней он вернётся в произведении «До и после», написанном в жанре «из бурсацких воспоминаний», вышедшим отдельным изданием в 1897 году.

 Яркие впечатления Чехова о сахалинском этапе путешествия навели Потапенко на мысль о написании пьесы «Лишённый прав» и высказать тем самым своё отношение к реакции. Он выступил с гневным протестом против народных бедствий и существующего политического режима, несмотря на хороший финал в духе «всепрощенчества» Л. Толстого.

Жизненный путь Ивана Леонтьевича Леонтьева (Щеглова) (1856-1911) неразрывно связан с его творчеством и духовно-нравственными исканиями, в которых не было той устойчивой определенности, столь характерной для других писателей-беллетристов его окружения. Всего ближе и милее ему было творчество А.П. Чехова, с которым его еще сближала и большая личная дружба и то, что Чехов очень ценил талант молодого, начинающего художника слова. Становление его творческого дарования происходит под непосредственным влиянием Чехова, о чем свидетельствуют не только их письма, но и проблемно-тематическое своеобразие многих произведений писателей.

Яркое самобытное мастерство Леонтьева (Щеглова) проявилось в его рассказе «Миньона», и в то же время можно отметить творческие связи этого произведения с шедевром А.П. Чехова «Скрипка Ротшильда», имеющих свои неповторимые особенности.

Точное, изящное, остроумное воспроизведение быта и нравов – самое ценное качество прозы Леонтьева (Щеглова). Так, в конце 80 – начале 90-х годов писатель, часто обращаясь к теме гибели чуткой души или таланта «под натиском грубой реальности», раскрыл тему воздействия искусства на человека в рассказе «Миньона (Из хроники Мухрованской крепости)», впервые опубликованной в «Новом времени» (25 декабря 1887 года. №4248).

Сюжет рассказа «Миньона» строится на противопоставлении романтических устремлений и повседневного быта армейской жизни, в условиях которого оказался молодой поручик Степурин. Из предыстории  главного героя известно, что однажды он прочитал роман Гёте, многое не понял, некоторые страницы совсем пропустил, но «все те места, где появляется Миньона, проглотил с лихорадочной поспешностью. Образ этого наивного пленительного ребёнка запал ему в душу, как тайный восторг первой любви, как случайная встреча с сочувственным созданием, так же, как и он, бедным и потерянным среди чуждых ему людей, смутно предчувствующим иные радости, иную жизнь, иную родину… Впечатление было единственное по своей неотразимости. С тех пор образ Миньоны являлся ему во сне, преследовал его в звёздные августовские ночи». Тоскующая песнь Миньоны: «Ты знаешь ли страну?» запомнилась ему наизусть, как молитва. Характерно, что пробуждение чувств и возбуждённого состояния героя связано с «Песней Миньоны», с его наивными романтическими представлениями о первой любви, ставшими его «заветным словом».

«Миньона» - рассказ-трагедия о жизни и смерти молодого офицера, расставшегося с жизнью под сильнейшим влиянием музыки и под невыносимым грузом опостылевшей жизни. Одновременно и протест писателя против уродливых порядков, царящих в армейских гарнизонах, затерянных в глубинках необъятной России. Степурин «обрёл покой», ушёл в иной мир, так и не понятый никем.

Качественно по-иному строятся отношения героев в рассказе Чехова «Скрипка Ротшильда», впервые опубликованного в газете «Русские ведомости» (1894, № 37, 6 февраля) через семь лет после выхода «Миньоны». В рассказах писателей мы обнаруживаем «следы» близости и различия сюжетных мотивов, раскрывающих отношение героев к музыкальному искусству. Чехов создал шедевр, в который вложил всю полноту своего дарования. Совершенно иной смысл имеют музыкальные образы в «Скрипке Ротшильда», чем в «Миньоне», хотя рассказ также заканчивается трагедией человека, и говорить о «счастливом финале» довольно проблематично. Скорее это одно из поздних «просветлённых» рассказов Чехова, в котором мы не чувствуем иронии по отношению к Якову Бронзе, как и к поручику Степурину [16].

В отечественном литературоведении  не часто встречается мысль о «двояком» отношении Леонтьева (Щеглова) к Чехову, поэтому Розенблюм справедливо указал, что в своих мемуарах Иван Леонтьевич преувеличивал свою близость с покойным писателем и совершенно не упоминал о том извилистом пути, который привёл его, в конце концов, к глубокому и искреннему признанию художественных достоинств творчества Чехова и безгранично высокой оценке его личности. В этом нам видится положительная черта искреннего характера Леонтьева (Щеглова), его чистые, нравственные качества души и то трепетное чувство, с которым он относился к единственному из всех писателей-современников единственно настоящему другу – Чехову. Оправдывая Леонтьева (Щеглова), скажем, что душа его «бродила в потёмках». Из-за того, что он практически остался в одиночестве, он проиграл не только жизненную, но и литературную битву. В современном ему мире невозможно было понять истинную цену настоящей дружбы, её он осмыслил намного позднее в своих воспоминаниях о Чехове. И вот тому развязка этого непонимания: «Для меня он слишком высок. Вот всё недоразумение. Толпа разделила» [17].

Наиболее ценная часть его рассказов и повестей – попытка раскрыть внутренний мир героев, найти в них то хорошее, что скрывается в глубинах их сердец, вызвать к ним чувство сопереживания и сострадания. В этом заслуга писателя и тот значительный успех, который он имел в конце 80-х-90-х годов, когда создавал свои произведения, не вошедшие в собрание сочинений [18].

Михаил Павлович Чехов (1865-1936) – русский писатель конца Х1Х – первой половины ХХ века, был хорошо известно в литературных кругах рубежа столетий, но практически неизвестен современному читателю. Между тем личность этого человека вызывает неподдельный интерес как писателя и художника, театрального критика и публициста, автора многих рассказов для детей, наконец, как младшего брата А.П. Чехова. Долгое время он находился в тени славы Антона Павловича, ставшего в 90-е годы уже крупным писателем, чьё творчество значительно отличалось от предшественников качественным своеобразием и подлинным новаторством. Популярность же Мих. Чехова и его творчества, удивительного своими реалистическими картинами русской действительности уходящего Х1Х и наступающего ХХ века, приходится на время уже после смерти Антона Павловича Чехова.

Больше всего Мих. Чехов известен как автор сборника рассказов и повестей «Свирель» (1910) и мемуарных воспоминаний «Вокруг Чехова. Встречи и впечатления» (1933), редкой книгой не только для читателей, но и для литературоведов. Во время работы над мемуарами о семье Чеховых он признавался в своих дневниковых записях 1929 года: «… самое главное – это то, что я хотел, чтобы мои мемуары были «моими» мемуарами, а не биографией Антона, и хотя в них отводится главное место Антону, но это не потому, что я хотел писать его биографию, а потому, что моя лучшая, самая сознательная жизнь протекала в его обществе, бок о бок с ним…». Это уточнение, по мнению А.П. Кузичевой, «чрезвычайно важно, так как, действительно, в книге младшего брата Чехова всё – факты, события, люди – увидено его глазами».  

Как говорил Мих. Чехов: «я оставил только то и тех, чему был свидетелем сам и с кем был лично знаком или имел случай встретиться…». И с этим нельзя не согласиться, потому что на сегодняшний день, по словам Кузичевой, мемуарная литература об Антоне Павловиче Чехове «нуждается не только в полной библиографии, о чём давно говорят исследователи; не только в выявлении всех вариантов известных воспоминаний и публикации малоизвестных мемуаров, но и в тщательнейшем сопоставлении воспоминаний со всеми другими доступными документальными источниками и, прежде всего, с письмами самого Чехова» [19].

Имя Мих. Чехова как писателя стало известно после выхода его первого сборника рассказов и повестей «Свирель» (1910), хотя первые произведения появились в конце 80-х годов под различными псевдонимами [20]. Литературное наследие М. Чехова значительно, тем не менее, интерес для нас представляет его дореволюционное творчество. Влияние А.П. Чехова на мастерство молодого писателя не вызывает сомнений и на уровне жанровой специфики (рассказ, повесть, сценка, «святочный рассказ и др.), и на уровне глубокого духовного и нравственно-философского содержания.

Названный цикл небольших рассказов и повестей М. Чехова («Свирель») продолжает наметившуюся творчестве писателей-беллетристов линию психологического рассказа: у А.П. Чехова («Горе», «Тоска», «Старость», «Хорошие люди», «В суде», «Темнота» и пр.), Н.А. Лейкина («Именины старшего дворника», «В гостях у хозяина», «Земляк»), В.В. Билибина («Из молодых, но ранний», «Я и околоточный надзиратель»), Ал.П. Чехова («На маяке», «Цепи», «Бабье горе»), П.В. Засодимского («У потухшего камелька», «Три дороги», «Веретьев», «Бывальщины и сказки»). С большой психологической глубиной и правдой жизни они изображали характер человека из народной среды, писали о сложившихся жизненных стереотипах в сознании героев и о тех мелочах, из которых складывались человеческие отношения.

Так и Мих. Чехов, сталкивая в рассказах и очерках два мира, две точки зрения – барина и мужика – ищет ту «область художественных решений», которые помогут ответить на поставленные «проклятые» вопросы жизнеустройства русского народа «Что делать?» и «Как жить дальше?». Что наиболее общее и ценное находил он в русском народе и в себе самом? – ответ на этот вопрос найдем в его произведениях. И тогда станет ясным и авторская позиция, и авторское отношение к миру, к отдельным его проявлениям.

В 1890-1900е годы М. Чехов много работал над жанровой формой своих произведений. Кроме легенд, исторических сказаний и преданий из средневекового эпоса («Ворон», «Перстень Дьявола», «Собака княгини») появляются повести, рассказы и сказки («Грязь», «Пустой случай», «Дружок и Фомка», «Записки Ласточки», «Записки Кенгуру», «Записки обезьянки Ризы»). Данные материалы хранятся в семейном архиве Чеховых. Подлинную известность принесли ему произведения для детей и юношества.

Определённое влияние старшего брата (рассказ «Невеста») мы обнаруживаем в повести Мих. Чехова «Синий чулок» (сюжет, мотив, выбор героев). Основной жанр, в котором М. Чехов определился как писатель, - рассказ, в котором он использовал своеобразные сюжетные и композиционные приёмы и принципы изображения характеров героев. Некоторые из них принимаются нами в качестве доминирующих и определяют их художественное осмысление, особенно в рукописных источниках.

Таким образом, подводя итоги сказанному, отметим, что сегодня учёным предстоит осмыслить такое литературное явление конца Х1Х – начала ХХ века как «чеховская артель» в контексте традиций русской литературы. Ряд проведённых исследований даст возможность выявить широкий и многообразный литературный фон и увидеть, как историко-литературная эпоха способствовала формированию нового поколения писателей-восьмидесятников. Отдельные наблюдения показали, что в недрах этого поколения творчески самоопределялось много литературных талантов, и по единству духа и взглядов рождалось новое литературное течение – «чеховская артель».

Творчество Потапенко в целом – яркая страница в русской литературе. Произведения писателя в художественных образах отразили целую эпоху последней трети Х1Х века с её сомнениями, кризисами и разрушением иллюзий о хорошей, светлой жизни. Многие темы и проблемы, затронутые автором, раскрывают художественный мир его прозы, духовно-нравственных исканий и творческого самоопределения. Кроме того, несмотря на некоторую утрату ёмкости художественных образов и выразительности форм в последующие годы, он внёс в развитие реалистической литературы конца Х1Х века значительный вклад. Его реализм традиционен и не вызывает сомнения, хотя многими исследователями он назван «натуралистом». Мы не исключаем влияния на Потапенко принципов «натуралистической школы», тем не менее, он – писатель, влившийся в реалистическую струю русской литературы.

Творчество И.Л. Леонтьева (Щеглова) показало, что писатель, следуя традициям Чехова, давал глубоко жизненные картины действительности.  Говоря о творчестве беллетриста, мы выделили жанровое многообразие его литературного наследия, неравноценного в художественном отношении: здесь и очерки, сценки, шутки, водевили, где он традиционен и шёл в ногу со временем, своими собратьями по перу (Потапенко, Лейкин, Баранцевич, В. Тихонов, Лазарев-Грузинский, А.П. Чехов, М.П. Чехов и другие). Вместе с тем, он вырабатывал новые приёмы и формы рассказов, вошедших в сборники «Жизнь вверх ногами» «Добродушные рассказы», двух романов «Гордиев узел» и «Миллион терзаний», где также показал себя писателем-юмористом.

Особенно Леонтьев (Щеглов) прославил своё имя рассказами «Корделия», «Кожаный актёр» и «Миньона», получившими одобрение Чехова и неразрывно связанными с его творчеством. Становление его как писателя проходило под непосредственным влиянием Антона Павловича, о чём свидетельствуют не только анализ их переписки, но и анализ проблемно-тематического своеобразия писательского наследия обоих. Обобщив творческий опыт своих предшественников Достоевского, Лескова, Чехова, Потапенко, Гаршина, Иван Леонтьевич раскрыл характеры многих героев, обладавших духовной глубиной, нравственной чистотой, внутренней силой и потребностью в независимости.

Творчество Михаила Павловича Чехова, особенно дореволюционное, имело непосредственное  влияние со стороны Антона Павловича, а также на становление его как писателя-беллетриста, и это не вызвало у нас сомнения.

Исследование творческого взаимодействия Чехова и писателей «чеховской артели» заключается в определении точек соприкосновения и различия в тематике, проблематике, языке, стиле и художественном видении мира, в обнаружении общности их мировоззрения и мировосприятия, что даёт нам основание определить историко-литературную перспективу изучения их наследия в контексте эпохи рубежа столетий.

 

 Литература

1. Современное звучание русской классической литературы Х1Х века //Отв. ред. Ю.И. Сохряков. М.: Издательство «Пашков дом», 2007. 516 с.

2. Там же. С. 22.

3. Там же. С. 23.

4. Антон Павлович Чехов. В кн.: Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература в ХУ11-ХХ вв. Издательский Совет Русской Православной церкви. М., 2002. С. 663.

5. Там же. С. 3.

6. Там же. С. 7.

7. Андреев И.М. Русские писатели Х1Х века. М.: Российское Отделение Валаамского Общества Америки, 1999. С. 3.

8. «Национальная идея в отечественной публицистике Х1Х-начала ХХ века». М., 2000. С. 23.

9. И. Виноградов. Духовные искания русской литературы. М.: Русский путь, 2005. С. 9.

10. Бородина А. В. Стилевые особенности художественного мира романа «Преступление и наказание» как средство отражения мировоззрения Ф.М. Достоевского. М.: Православная педагогика, 2004. С. 46. 

11. Андреев И.М. Русские писатели Х1Х века. М., 1999. С. 303.

12. См.: М.М. Дунаев. Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература в ХУ11-ХХ вв. М.: Издательский совет русской православной церкви, 2002. 1056 с.; Г.П. Бердников. А.П. Чехов. Идейные и творческие искания. 1984; В.Я. Лакшин. О «символе веры» Чехова. В кн.: Чеховиана. Статьи. Публикации. Эссе. М.: Наука, 1990. 277 с.

13. М. Горький. А.П. Чехов. В кн.: А.П. Чехов в воспоминаниях современников. М.: Художественная литература, 1986. С. 445.

14. См.: Букчин С. Чеховская «артель». В кн.: Писатели чеховской поры (М., 1982); Бердников Г.А.П. Чехов. Идейные и творческие искания (М., 1984);  Катаев В.Б. Литературные связи Чехова (М., 1989); Каньков Ю.С. Чехов и польская драматургия 90-х годов ХХ века (Чебоксары, 2003); Рябова Л. К вопросу о передаче реалий в переводе. На материале чешских переводов произведений А.П. Чехова (Тарту, 2001); Hielsher K. “Aber die Wege, die ich gebahnt habe, bleiben heil und unversehrt…” // Osteuropa. Stuttgart, 2004. Jg. 54, H. 7. S. 19-34. В кн.: Наследие А.П. Чехова в культуре современной Германии (К 100-летию со дня смерти писателя); Гэ Баоцюань «Чехов и Китай» (1980-1981); Сохряков Ю.И. Чеховские традиции в драматургии США ХХ века. В кн.: Чехов в меняющемся мире  (М., 1993) и др.

15. Потапенко И.Н. Собрание сочинений. В 12 тт. СПб.: Издательство А.Ф. Маркса, 1903-1906.

16. Чехов А.П. Собр. соч. в 15-ти тт. М.: Терра, 1999.

17. ЛН, приблизительно 1910 год, дата не указана, с. 487.

18. Леонтьев И.Л. Произведения печатались в период с 1879 по 1911 гг. в разных издательствах Санкт-Петербурга.

19. Кузичева А.П. Чехов о себе и современники о Чехове (Легко ли быть биографом Чехова?) // Чеховиана. Чехов и его окружение. М., 1996. С. 23- 24.

20. Чехов М.П. Свирель. Повести и рассказы //Сост. М. Сокольников. М.: Московский рабочий, 1969. 399 с. Собрания сочинений М.П. Чехова нет, многие произведения выходили отдельными изданиями в газетах и журналах до 1924 года.